09.11.2009 в 17:00
Пишет ...Фея с чудесами в голове...:Город, граффити и умение слушать
Люди не умеют слышать, поэтому живут мало. Люди слишком эгоистичны и уверены в своей правоте, чтобы прислушаться к чьему-то мнению. Они наступают и наступают на свои грабли, не обращая внимания на предостережения окружающих. А ещё люди собственники. И не только люди.
читать дальшеЯ - душа. Мне уже много лет, но я мыслю как ребёнок. И больше всего мечтаю о мороженом, потому что у меня нет рта, чтобы его съесть.
Мой дом – мёртвый город, заросший деревьями и кустами. Природа снова царствует здесь, забирая у цивилизации то, что одолжила ей на время. Я могу гулять, где хочу – все улицы мои, все дома с оставленными вещами и игрушками, все кассеты, все марки, все машины. Даже колесо обозрения... Всё моё. Все кухни и прихожие, все залы и детские со своими разбитыми окнами и пузырящимися обоями, поросшая мхом мебель, паутина по углам комнат, всё моё. Вся Припять моя. По моим подсчётам мне уже под тридцатник... А у меня даже никогда не было парня.
Я умерла, когда мне было семь лет. Не знаю от чего, может, отравилась, может, от какой-то болезни. Я просто помню, что меня рвало несколько дней, в глазах становилось темно, каждый день я видела всё меньше и меньше света. Надо мной кружились врачи, мама плакала, всё время плакала над моей кроватью. Промокала мой горячий лоб прохладной салфеткой. И говорила, что всё будет хорошо.
Я не видела, как меня хоронили. Меня просто не было какое-то время. А потом я появилась, как будто проснулась, и пришло оно, осознание.
...Город эвакуировали. Я не знала, что случилось. Я просто видела колонны людей, садящихся в машины. А потом услышала объявление, что это временная эвакуация, на три дня. В связи с неблагоприятной радиационной обстановкой.
Никто не вернулся. Ни через три дня, ни через три недели. Город умер. Я никогда больше не видела своих родителей. Зато я каждый день видела его – одиночество. И зачем мне эти улицы и дома, МОЁ, ВСЁ МОЁ, если одиночество тоже МОЁ?
Я думаю. Больше двадцати лет я просто думаю. Недавно я обнаружила, что могу читать книги. Телепатически. Просто подхожу и смотрю на обложку. И у меня в голове моим же голосом произносится текст. Я очень поумнела с тех пор. Я так считаю. Мне никто не объяснял, что такое умнеть. Просто мне так кажется. Но то, что я думаю, уже о многом говорит, ведь сначала я просто созерцала. Разбитые стёкла, снег, накрывающий мёртвый город. Редких животных. Реактор, к которому потоками стремились машины и вертолёты. Человечество спасалось. Теперь это кладбище техники, мёртвой и фонящей. Эти машины никогда больше не зажгут своих фар, так же, как мёртвая я не открою больше своих глаз.
Сейчас мне уже проще. Мои друзья – Пушкин и Достоевский, Есенин, Маяковский. Я как будто общаюсь с ними, читая их книги. Я поглощаю, впитываю в себя информацию, и мне страшно подумать, ЧТО Я БУДУ ДЕЛАТЬ, когда всё прочитаю. Когда всё изучу. Я ведь просто умру со скуки. Хотя вряд ли умру...
Недавно я видела людей! В последнее время в Припять стали приезжать художники. Они рисуют на стенах картинки, пытаясь оживить мой город. Они называют их «граффити». Я сначала обрадовалась, увидев их, а потом разозлилась. Это мой город! Мои стены! А ведь никто и не спросил у меня, рисуя эти странные рисунки.
На лестничной клетке одного из домов я долго плакала, хотя души, наверное, не плачут. Души скорбят. Рядом с раскрывшейся пастью неработающего лифта, на облупившейся и выцветшей краске стены, художники нарисовали граффити... Девочка тянется ладошкой к кнопке лифта. Я вспомнила свою прошлую жизнь, и мне стало отчаянно жаль себя. Даже не потому, что я так рано умерла, не потому, что эта нарисованная девочка так похожа на меня, нет. Я просто задумалась, а зачем я вообще появилась здесь? Я прожила семь лет, не успев ничего сотворить в этом мире. Не успев даже толком изучить его. Я ушла без следа. Меня как будто и не было. Но всё же мне было бы не так обидно, если бы моё существование остановилось тогда, в 1986... Зачем я продолжаю жить? ЗАЧЕМ Я ПРОДОЛЖАЮ ДУМАТЬ? Я ведь уже ничего никогда не создам, не напишу, не спою, не нарисую. Ведь у меня нет рук, нет горла. Всё, что у меня есть – это лишь разум, который может изучать. Но зачем это? Кому понадобятся мои знания, если меня уже нет? Я не смогу передать их потомкам, ведь у меня никогда не будет семьи. И я плачу. И я скорблю. Горе народа, выраженное в горе одного человека. Человека ли? Даже эти художники... Они оставили свой след в мире. Может, когда на месте города вырастут непроходимые джунгли, когда цивилизации как дни сменят друг друга, кто-то найдёт в почве кусочки камней с этими рисунками. О них вспомнят. Они обретут новую жизнь, их мысли, выплеснутые в эти рисунки, дадут им новую творческую жизнь. А моя жизнь заключается в получении никому не нужной информации... Мне даже страшно подумать, что со мной будет тогда... Через пятьсот лет. Неужели моё сознание так и будет существовать здесь?
Я вычитала, что души остаются на земле и не находят покоя тогда, когда у них остались незавершённые дела на земле. Да. Я согласна. Я хочу сделать очень много. Но чем я могу себе помочь?
Меня всегда интересовало, каково это – любить? И я полюбила. На балконе одного из заброшенных домов есть ещё один рисунок – мальчик с игрушечной машинкой. Я люблю его. Я часто прихожу к нему, и мы с ним смотрим на тёмные тучи, висящие над лесопосадкой. Я зову его Сашей, в честь Пушкина. Я рассказываю ему о своих мыслях. Я делюсь с ним всем, что прочитала или изучила за день. Он молчит, но я знаю, он слышит... Он просто такой молчун у меня. Слушает и смотрит на меня своей чернотой, так понимающе...
А вот люди не умеют слышать, поэтому живут мало. Последние несколько лет в Припять стали приезжать экскурсии. Это раздражает меня ещё больше, чем художники. Хотя отдельное им спасибо за моего Сашу... Теперь я умею любить...
Люди на экскурсиях такие шумные и суетные... Мне неприятно их видеть после стольких лет покоя. Им всегда что-то надо, они заходят в мои дома, фотографируют мои комнаты, рассматривают моё граффити.
Меня всегда интересовало, каково это – убить? И я убила. На балконе мы с Сашей смотрели в летнее небо и болтали о поэзии. И тут я услышала, что по лестнице кто-то поднимается. Чёрт возьми... Опять эта экскурсия. Я уже перестала их бояться, они не видят меня, и это лучшая защита. Я ненавижу людей, хотя мне интересно наблюдать за ними. Я так привыкла быть одна, что мне не верится, что я когда-то была человеком. Может, я тоже просто граффити?
-Лёх, смотри, какая тут красотища! – молодой мужской голос раздавался уже совсем близко. Два парня вышли на мой балкон и вперили взгляды вдаль, на мои деревья и на моё небо.
-Хорошо, что мы отбились от экскурсии! С гидом ничего толком не рассмотришь.
-Да она вообще какая-то корова бестолковая! Ой, гляди, тут тоже граффити!
Подростки уставились на моего Сашу. Я вся кипела от злости. Им всё равно не понять его красоты, для них он лишь двухмерная картинка.
-Отойдите! – закричала я воображаемым ртом, но никто меня не услышал. Все проблемы людей в том, что они слишком эгоистичны и уверены в своей правоте, чтобы прислушаться к чьему-то мнению... А ещё они собственники. И не только люди, но и их души. Нечего подходить к моему Саше, шли бы к своему автобусу...
-Я кое-что придумал! – засмеялся противным голосом один из подростков. – Мне кажется, этой картинке чего-то не хватает! – Я увидела, как он достаёт маркер и подходит к Саше. Я поняла, что он сейчас что-то сделает... Подрисует ему рожки... Или на что там у него ума хватит?!
У меня не было рук, чтобы выхватить маркер, у меня не было плеча, чтобы оттолкнуть его. У меня не было груди, чтобы защитить Сашу. Но... сколько во мне было энергии! Я думаю, значит, я существую. Я чувствовала ненависть, может даже материнский инстинкт... Я чувствовала, что должна бороться за свою любовь.
-Отойди! – закричала я, - Или хуже будет! – я сама не знала, почему ему будет хуже, но была уверена, что не вру. Но люди не умеют слышать, поэтому живут мало. Маркер завис в паре сантиметров от контуров Саши. Ненависть взбурлила во мне, я почувствовала, что если они сделают что-то с ним, я снова вернусь в своё одиночество. Я останусь одна в своём мёртвом городе. И никто меня не услышит, ведь только он, Саша, умеет слушать. Мне, казалось, что я взорвусь. Я чувствовала в себе такую мощь... Я бросилась прямо на этого парня, целясь ему в грудь, и он... упал. НЕУЖЕЛИ ЭТО ПРАВДА? Парень схватился за сердце и стал кататься по полу. А потом замер. Как потом поговаривали суетные людишки, он умер от сердечного приступа. Но я-то знаю, почему он умер. Потому что не умел слушать.
Теперь я умею убивать. Мы сидим с Сашей и разговариваем обо всём – обо всём, и у меня теперь появилась надежда. Раз я смогла полюбить, хоть я и не существую, если я смогла убить, хотя у меня нет тела, может... я всё же смогу что-то сотворить? Что-то после себя оставить? Ну, даже если и не смогу, я передам всё, что знаю, Саше... Ведь он всё слышит и помнит.
Кийа Пигоспио
URL записиЛюди не умеют слышать, поэтому живут мало. Люди слишком эгоистичны и уверены в своей правоте, чтобы прислушаться к чьему-то мнению. Они наступают и наступают на свои грабли, не обращая внимания на предостережения окружающих. А ещё люди собственники. И не только люди.
читать дальшеЯ - душа. Мне уже много лет, но я мыслю как ребёнок. И больше всего мечтаю о мороженом, потому что у меня нет рта, чтобы его съесть.
Мой дом – мёртвый город, заросший деревьями и кустами. Природа снова царствует здесь, забирая у цивилизации то, что одолжила ей на время. Я могу гулять, где хочу – все улицы мои, все дома с оставленными вещами и игрушками, все кассеты, все марки, все машины. Даже колесо обозрения... Всё моё. Все кухни и прихожие, все залы и детские со своими разбитыми окнами и пузырящимися обоями, поросшая мхом мебель, паутина по углам комнат, всё моё. Вся Припять моя. По моим подсчётам мне уже под тридцатник... А у меня даже никогда не было парня.
Я умерла, когда мне было семь лет. Не знаю от чего, может, отравилась, может, от какой-то болезни. Я просто помню, что меня рвало несколько дней, в глазах становилось темно, каждый день я видела всё меньше и меньше света. Надо мной кружились врачи, мама плакала, всё время плакала над моей кроватью. Промокала мой горячий лоб прохладной салфеткой. И говорила, что всё будет хорошо.
Я не видела, как меня хоронили. Меня просто не было какое-то время. А потом я появилась, как будто проснулась, и пришло оно, осознание.
...Город эвакуировали. Я не знала, что случилось. Я просто видела колонны людей, садящихся в машины. А потом услышала объявление, что это временная эвакуация, на три дня. В связи с неблагоприятной радиационной обстановкой.
Никто не вернулся. Ни через три дня, ни через три недели. Город умер. Я никогда больше не видела своих родителей. Зато я каждый день видела его – одиночество. И зачем мне эти улицы и дома, МОЁ, ВСЁ МОЁ, если одиночество тоже МОЁ?
Я думаю. Больше двадцати лет я просто думаю. Недавно я обнаружила, что могу читать книги. Телепатически. Просто подхожу и смотрю на обложку. И у меня в голове моим же голосом произносится текст. Я очень поумнела с тех пор. Я так считаю. Мне никто не объяснял, что такое умнеть. Просто мне так кажется. Но то, что я думаю, уже о многом говорит, ведь сначала я просто созерцала. Разбитые стёкла, снег, накрывающий мёртвый город. Редких животных. Реактор, к которому потоками стремились машины и вертолёты. Человечество спасалось. Теперь это кладбище техники, мёртвой и фонящей. Эти машины никогда больше не зажгут своих фар, так же, как мёртвая я не открою больше своих глаз.
Сейчас мне уже проще. Мои друзья – Пушкин и Достоевский, Есенин, Маяковский. Я как будто общаюсь с ними, читая их книги. Я поглощаю, впитываю в себя информацию, и мне страшно подумать, ЧТО Я БУДУ ДЕЛАТЬ, когда всё прочитаю. Когда всё изучу. Я ведь просто умру со скуки. Хотя вряд ли умру...
Недавно я видела людей! В последнее время в Припять стали приезжать художники. Они рисуют на стенах картинки, пытаясь оживить мой город. Они называют их «граффити». Я сначала обрадовалась, увидев их, а потом разозлилась. Это мой город! Мои стены! А ведь никто и не спросил у меня, рисуя эти странные рисунки.
На лестничной клетке одного из домов я долго плакала, хотя души, наверное, не плачут. Души скорбят. Рядом с раскрывшейся пастью неработающего лифта, на облупившейся и выцветшей краске стены, художники нарисовали граффити... Девочка тянется ладошкой к кнопке лифта. Я вспомнила свою прошлую жизнь, и мне стало отчаянно жаль себя. Даже не потому, что я так рано умерла, не потому, что эта нарисованная девочка так похожа на меня, нет. Я просто задумалась, а зачем я вообще появилась здесь? Я прожила семь лет, не успев ничего сотворить в этом мире. Не успев даже толком изучить его. Я ушла без следа. Меня как будто и не было. Но всё же мне было бы не так обидно, если бы моё существование остановилось тогда, в 1986... Зачем я продолжаю жить? ЗАЧЕМ Я ПРОДОЛЖАЮ ДУМАТЬ? Я ведь уже ничего никогда не создам, не напишу, не спою, не нарисую. Ведь у меня нет рук, нет горла. Всё, что у меня есть – это лишь разум, который может изучать. Но зачем это? Кому понадобятся мои знания, если меня уже нет? Я не смогу передать их потомкам, ведь у меня никогда не будет семьи. И я плачу. И я скорблю. Горе народа, выраженное в горе одного человека. Человека ли? Даже эти художники... Они оставили свой след в мире. Может, когда на месте города вырастут непроходимые джунгли, когда цивилизации как дни сменят друг друга, кто-то найдёт в почве кусочки камней с этими рисунками. О них вспомнят. Они обретут новую жизнь, их мысли, выплеснутые в эти рисунки, дадут им новую творческую жизнь. А моя жизнь заключается в получении никому не нужной информации... Мне даже страшно подумать, что со мной будет тогда... Через пятьсот лет. Неужели моё сознание так и будет существовать здесь?
Я вычитала, что души остаются на земле и не находят покоя тогда, когда у них остались незавершённые дела на земле. Да. Я согласна. Я хочу сделать очень много. Но чем я могу себе помочь?
Меня всегда интересовало, каково это – любить? И я полюбила. На балконе одного из заброшенных домов есть ещё один рисунок – мальчик с игрушечной машинкой. Я люблю его. Я часто прихожу к нему, и мы с ним смотрим на тёмные тучи, висящие над лесопосадкой. Я зову его Сашей, в честь Пушкина. Я рассказываю ему о своих мыслях. Я делюсь с ним всем, что прочитала или изучила за день. Он молчит, но я знаю, он слышит... Он просто такой молчун у меня. Слушает и смотрит на меня своей чернотой, так понимающе...
А вот люди не умеют слышать, поэтому живут мало. Последние несколько лет в Припять стали приезжать экскурсии. Это раздражает меня ещё больше, чем художники. Хотя отдельное им спасибо за моего Сашу... Теперь я умею любить...
Люди на экскурсиях такие шумные и суетные... Мне неприятно их видеть после стольких лет покоя. Им всегда что-то надо, они заходят в мои дома, фотографируют мои комнаты, рассматривают моё граффити.
Меня всегда интересовало, каково это – убить? И я убила. На балконе мы с Сашей смотрели в летнее небо и болтали о поэзии. И тут я услышала, что по лестнице кто-то поднимается. Чёрт возьми... Опять эта экскурсия. Я уже перестала их бояться, они не видят меня, и это лучшая защита. Я ненавижу людей, хотя мне интересно наблюдать за ними. Я так привыкла быть одна, что мне не верится, что я когда-то была человеком. Может, я тоже просто граффити?
-Лёх, смотри, какая тут красотища! – молодой мужской голос раздавался уже совсем близко. Два парня вышли на мой балкон и вперили взгляды вдаль, на мои деревья и на моё небо.
-Хорошо, что мы отбились от экскурсии! С гидом ничего толком не рассмотришь.
-Да она вообще какая-то корова бестолковая! Ой, гляди, тут тоже граффити!
Подростки уставились на моего Сашу. Я вся кипела от злости. Им всё равно не понять его красоты, для них он лишь двухмерная картинка.
-Отойдите! – закричала я воображаемым ртом, но никто меня не услышал. Все проблемы людей в том, что они слишком эгоистичны и уверены в своей правоте, чтобы прислушаться к чьему-то мнению... А ещё они собственники. И не только люди, но и их души. Нечего подходить к моему Саше, шли бы к своему автобусу...
-Я кое-что придумал! – засмеялся противным голосом один из подростков. – Мне кажется, этой картинке чего-то не хватает! – Я увидела, как он достаёт маркер и подходит к Саше. Я поняла, что он сейчас что-то сделает... Подрисует ему рожки... Или на что там у него ума хватит?!
У меня не было рук, чтобы выхватить маркер, у меня не было плеча, чтобы оттолкнуть его. У меня не было груди, чтобы защитить Сашу. Но... сколько во мне было энергии! Я думаю, значит, я существую. Я чувствовала ненависть, может даже материнский инстинкт... Я чувствовала, что должна бороться за свою любовь.
-Отойди! – закричала я, - Или хуже будет! – я сама не знала, почему ему будет хуже, но была уверена, что не вру. Но люди не умеют слышать, поэтому живут мало. Маркер завис в паре сантиметров от контуров Саши. Ненависть взбурлила во мне, я почувствовала, что если они сделают что-то с ним, я снова вернусь в своё одиночество. Я останусь одна в своём мёртвом городе. И никто меня не услышит, ведь только он, Саша, умеет слушать. Мне, казалось, что я взорвусь. Я чувствовала в себе такую мощь... Я бросилась прямо на этого парня, целясь ему в грудь, и он... упал. НЕУЖЕЛИ ЭТО ПРАВДА? Парень схватился за сердце и стал кататься по полу. А потом замер. Как потом поговаривали суетные людишки, он умер от сердечного приступа. Но я-то знаю, почему он умер. Потому что не умел слушать.
Теперь я умею убивать. Мы сидим с Сашей и разговариваем обо всём – обо всём, и у меня теперь появилась надежда. Раз я смогла полюбить, хоть я и не существую, если я смогла убить, хотя у меня нет тела, может... я всё же смогу что-то сотворить? Что-то после себя оставить? Ну, даже если и не смогу, я передам всё, что знаю, Саше... Ведь он всё слышит и помнит.
Кийа Пигоспио