sic itur ad astra
Усталый Бог, махнувший на все десницей,
Вынужден был скукожиться, потесниться,
Чтобы нас, шальных, впустить к себе в облака,
А теперь озабочен: как бы ему не спиться
От безделья и безработицы. Бог кривится,
И пальцы его подрагивают слегка.
У преемников божьих остренькие ухмылки.
Они носят шляпки, рисуют монгольские скулки,
Бросают на ветер кипы денег, бумаг и слов.
Верующие голосуют за чудо в прямом эфире,
Покупают плакаты, футболочки, сувениры.
Господь прикрывает веки и хмурит бровь.
Через год богов сын приходит, приносит вина и хлеба,
Интересуется, как тут дела на небе,
Смотрит в желтый морщинистый лик отца.
Над облаками - сеть проводов и электровышек,
Если и был хоть какой-то свет, то давно весь вышел.
Бог смеется.
И смех его тяжелей свинца.
Вынужден был скукожиться, потесниться,
Чтобы нас, шальных, впустить к себе в облака,
А теперь озабочен: как бы ему не спиться
От безделья и безработицы. Бог кривится,
И пальцы его подрагивают слегка.
У преемников божьих остренькие ухмылки.
Они носят шляпки, рисуют монгольские скулки,
Бросают на ветер кипы денег, бумаг и слов.
Верующие голосуют за чудо в прямом эфире,
Покупают плакаты, футболочки, сувениры.
Господь прикрывает веки и хмурит бровь.
Через год богов сын приходит, приносит вина и хлеба,
Интересуется, как тут дела на небе,
Смотрит в желтый морщинистый лик отца.
Над облаками - сеть проводов и электровышек,
Если и был хоть какой-то свет, то давно весь вышел.
Бог смеется.
И смех его тяжелей свинца.
